27.08.2010 в 21:33
Пишет МКБ-10:Kuma, вы как-то сказали, что хотели бы почитать историю о Кенпачи и Унохане
вот, собсно. я что-то расписался, вместо зарисовки получился довольно большой рассказ. с прологом и эпилогом, ага. и возможно, совсем не то, чего вы хотели. но все же.
название: Грипп и немного любви
бета: самобеттинг
пейринг: Зараки/Унохана
рейтинг: детский... сам не ожидал)
жанр: юмор, флафф, романс
дисклеймер: Кубово - Кубо, печеньге аффтару
***День начинался как вполне себе обычный сейретейский день. Ямамото-сотайчо играл в шахматы с лейтенантом и безбожно мухлевал, передвигая фигуры, когда поле закрывала борода. Ичимару Гин занимался поливкой хурмы. То есть, как занимался… Загнанный, как скаковая лошадь, Изуру таскал из колодца ведро за ведром, а капитан зачерпывал воду маленькой леечкой и любовно лил под растения. Это он называл красивым словом «идиллия», хотя Кира знал более подходящее: «эксплуатация». В шестом отряде не разговаривали друг с другом Кучики Бьякуя и Абараи Ренджи, что было великим счастьем для первого и адской мукой для второго. В восьмом, скрипя зубами, мрачная Нанао-чан похмеляла Кёраку. В девятом сидел в гостях капитан седьмого. Объяснялось это не только родством помешанных на справедливости душ, но и кулинарными экспериментами Тоусена.В двенадцатом капитан Маюри испытывал на добровольно-принудительно согнанных в лабораторию шинигами новое средство для снятия лака, которое он обещал изготовить для Женской Ассоциации. В тринадцатого, тайком от всех, делал зарядку капитан Укитаке. Капитан десятого летал во сне, лейтенант десятого и лейтенант девятого… ну, каждый из них возвращался домой огородами и в шунпо. Точно так же пробирался к себе Айзен Соуске, чтобы не дай ками, не столкнуться с Момо. Почему будущий Владыка не ночевал дома? Ну, у коварного человека всегда найдется дельце-другое, которое надо обделать без свидетелей. Сходить к окулисту, например, и наконец-то обзавестись линзами.
И все было тихо-мирно, и на земле был покой… Понимаете, к чему я клоню? Именно.
А в одиннадцатом отряде у Зараки Кенпачи был насморк.
О ками, ну что такое насморк? Привязчивая такая болячка, «апчхи» на весь дом, носовые платки, заложенные уши и прозаические сопли… (Айзен-сама, успокойтесь, сегодня история не про вас, и вашу «соплю» мы трогать не будем). Ничего серьезного, верно? Но только если это не относится к смеющейся машине для убийства с колокольчиками где повезет.
Одиннадцатый отряд рыл окопы. Одиннадцатый отряд запасался бинтами. Одиннадцатый отряд подумывал о групповом переходе во второй. Все равно хуже уже не будет.
Одно хорошо… Приближающегося Кенпачи сначала слышно, потом видно (теперь второго, как правило, не дожидались). А чихающего Кенпачи слышно гораздо лучше.
Поэтому в одиннадцатом наступило небывалое запустение. Только Зараки бродил из угла в угол в поисках бойцов и оглашал территорию раскатистым «пчхууу».
Вернувшаяся с заседания Женской Ассоциации Ячиру обнаружила «Кенпачика» слегшим. Вокруг валялись скомканные носовые платки. От растаявшей, но честно сбереженной конфетки он отказался, отвернулся к стене и уткнулся в сгиб локтя. Девочка перегнулась через него, приложила ко лбу ладошку. Ойкнула и, не поверив себе, прижалась губами.
- Кен-чан, да у тебя температура!
- Едунда, пдойдет, - пробурчал великан, разворачиваясь к ней всем телом, - Только не говоди никому.
Минуту или две Ячиру сидела около него на корточках, гладя растрепавшиеся жесткие волосы. Потом решительно выпрямилась.
- Ну уж нет, Кенпачик! Я позову врача.
- Не вздумай!!! – Зараки вскочил, чуть не стукнувшись головой о навесной светильник. Но тут же у него закружилась голова, и Самый Сильный Шинигами был вынужден лечь обратно.
А Ячиру уже в припрыжку вылетела из дома.
Девочке ничего не стоила оттащить друга на себе, но она как-то слышала, что в мире живых врач приходит к больному, а не наоборот. Поэтому она, напевая, вбежала прямо в кабинет Уноханы-тайчо, не обращая внимания на стоящих в очереди больных.
- Зараки-тайчо болен? – капитан четвертого, ласково гладившая Ячиру по волосам, слегка сдвинула брови. – Что с ним?
Для того, чтобы устроить вызов врача по всем правилам, требовалось немного смекалки и безграничная фантазия. И того, и другого у Ячиру было в избытке.
- Нууу… у него жуткая-прижуткая температура, он весь… он весь в пятнах, в ужасных зеленых пятнах…и он… эээ… при смерти!
- А глаза? – спросила Унохана, пряча улыбку.
- Красные, как у Драного Лис… как у Ичимару-тайчо.
- Все ясно… - Рецу взяла свой чемоданчик. – У него волчанка.
Сериал про Доктора Хауса в Сейретее кроме Уноханы смотрел только Маюри, поэтому, улыбнувшись, она продолжила:
- Пойдем, я его осмотрю.
За то время, пока несносная девчонка ходила за врачом, Зараки, пересилив себя, поднялся с постели и кое-как вымыл голову. Капитан четвертого отряда всегда казалась ему такой… хрупкой, спокойной, красивой, он не мог позволить, чтобы она видела, во что он превратился. Его то и дело шатало, но он ухитрился еще и прибрать комнату, распихал по углам грязные платки, нашел в своих нехитрых вещах новую юката. Только потом, вспомнив, что забыл высушить волосы, стянул с головы полотенце и с рычанием начал промокать длинные пряди. Тут за тонкими стенами послышались шаги, и Кенпачи поспешно спрятал полотенце под футон.
- Кеееен-чааааан!!! – Конечно же, первой в комнату влетела Ячиру. – Я врача нашла!
Унохана вошла следом. Губы ее сжались в тонкую нить, когда она увидела, что девочка не так уж сильно преувеличила. Выглядел Зараки действительно плохо: лицо осунулось, и на лбу блестели бисеринки пота. Его лихорадило.
- Погуляй пока во дворе, Ячиру-тян.
Рецу села на корточки, раскрыла чемоданчик. Зараки, не отрываясь, смотрел на ее руки, и почему-то упорно избегал взгляда в глаза. Она вложила ему в рот градусник, и этот большой человек покорно подчинился ее уверенным, заботливым движениям. Сел, когда она попросила, вздрогнул от прикосновения к покрытой шрамами груди холодного стетоскопа.
- Дышите… Теперь не дышите…
Потом она забрала градусник, красивые брови сошлись к переносице.
- У вас высокая температура… Давайте, я посмотрю миндалины.
Эта процедура была немного неприятна, но зато лицо Уноханы было совсем-совсем рядом. И прикосновения этих прохладных рук… Кенпачи закрыл глаза. Он даже про пульсирующую головную боль позабыл, и про заложенный нос. Правда тот вскоре напомнил о себе настоятельным требованием высморкаться. Гррр, проклятый насморк!
- Давно это началось?
Она смотрела как-то странно, отстраненно и совсем не так тепло, как минуту назад. Словно силилась что-то понять, проанализировать. К Зараки вернулось самообладание. «Вот сопляк, - обругал он себя мысленно, - Разнюнился тут!»
- Вчера, а что?
- Вчера… - Ох, кажется, эти глаза и правда умели метать молнии. – Зараки-тайчо, у вас грипп. Не совсем обычный грипп, судя по симптомам. Сейчас я вам выпишу антибиотики и витамины. Принимайте все во время, пожалуйста.
Она внезапно сжала его руку своими маленькими мягкими ладонями.
- И… держитесь. А мне нужно проведать еще… кое-кого.
Рецу стремительна вышла – Кенпачи даже не думал, что она умеет двигаться так порывисто и грозно.
- В одиннадцатом отряде объявляется строжайший карантин! – услышал он её властный голос за дверью. А потом у него перед лицом поплыл черный горячий туман, и он провалился в забытье.
Среди десяти заповедей шинигами (помимо «Почитай генерала-отца своего, мать твою» и «Возлюби капитана своего, но, желательно, платонически, ибо рейтинг») была одна, известная всему Сейретею: «Не зли капитана Унохану».
Даже Маюри-тайчо, не отличавшегося особой впечатлительностью, слегка затрясло, когда она в сопровождении Нему шагнула в его кабинет.
- Так ты закончил свою разработку? – тихо (но от этого не менее грозно) спросила она.
- Какую разработку, о чем ты? – нервно сглотнул ученый.
- Ту, о которой ты мне говорил. Мутагенный вирус гриппа.
За её спиной сдавлено ойкнула Куроцучи-младшая.
- Хорошо-хорошо. Да, я закончил исследования. Да, они завершились полным успехом. И – да, дорогая, у меня теперь есть оружие не только против квинси, но и против шинигами. Всегда полезно иметь козырь в рукаве, ты не находишь?
- А ты забыл, о чем я тебя предупреждала? Никаких полевых испытаний! Только лабораторные! Никаких утечек! Маюри, я разочарована. Это аморально и недостойно профессионала.
- Какие испытания?! – внезапно заверещал капитан, - Я его вообще еще не испытывал, только на Нему!!!
- Нему?
И тут оба перевели взгляды на вжавшуюся в стену девушку.
- Ты? – Унохана выглядела как тигрица. Как мать, у которой отнимают детеныша. Она надвигалась на Нему, будто готова была выцарапать ей глаза.
- Нему, идиотка! – Куроцучи-старший отвесил девушке звонкую пощечину, - Говори, что ты натворила?!!
- Я… я отдала препарат Ячиру-тян.
- ЧТО?!! – тут не выдержали оба капитана: у Маюри глаза полезли из орбит, Унохана побледнела и приоткрыла рот, будто задыхалась.
- Ячиру-тян попросила меня придумать что-нибудь… что-нибудь, чтобы Кенпачи-сан немного приболел. Она сказала, что Кенпачи-сану нужно отдохнуть. А еще… - она робко улыбнулась, - чтобы у них с Уноханой-сан получилось побыть наедине. А то он сам никогда…
Женщина внезапно закрыла глаза рукой.
- Дура, - прошептала она, и было не понятно, о Нему она, или о себе. Потом стремительно обернулась к Маюри:
- Противоядие, срочно!
Он плыл по черной реке, и вода была сальная, как чернила, горячая, как кипяток. Она захлестывала его с головой, но сил еще хватало, чтобы раз за разом выныривать с глубины и смеяться, смеяться: врешь, не возьмешь! Но силы не бесконечны. Даже его силы. И он чувствовал, что скоро не сможет больше глотнуть воздуха, и чернильная тьма потащит его вниз.
Она пришла, в белом, как смерть, с черными, вымокшими от дождя, косами и мокрыми ресницами. Села на пол и положила его голову себе на колени. Провела по волосам теплой ладошкой и попросила: «Потерпи».
Он помнил, как властные пальцы закатывали рукав, как на руке затягивали жгут, и как сверкающе больно кольнуло в вену…
- Ничего, - говорила она, - теперь все будет хорошо. Ты сильный. Держись.
И он держался. Разбрасывал мягкие, как войлок, черные глыбы бреда.
- Я не хочу тебя потерять, - говорила она. – Ты мне нужен.
Если бы это был не сон, как он был бы счастлив! Но одно Зараки Кенпачи знал совершенно точно: эта женщина, эта маленькая сильная женщина тоже нужна ему.
Очень нужна.
Одиннадцатый отряд неделю бездельничал в карантине, и вконец озверевший от скуки Юмичика по шесть раз на дню перекрашивал ногти, а Иккаку взялся за отыскавшиеся в архиве тридцатитомные «Воспоминания и размышления Ямамото Гюнрюсая Шикегуни» и по вечерам цитировал сотоварищам особо занимательные моменты. Ячиру дулась на всех и вся, поэтому вырытые во время болезни Зараки окопы оказались не лишними.
Девочка ревновала. Слишком часто её теперь просили погулять.
Унохану Рецу под тем или иным предлогом теперь часто пропадала в казармах одиннадцатого. А еще – небывалое дело! – пару раз шинигами видели, как их бешеный капитан нес на руках смеющуюся женщину, и лицо… ками-сама, какое у него было лицо!
Юмичика, наблюдавший из окопа за этой сценой, вытирал слезы рукавом и порывался поцеловать третьего офицера. Иккаку шарахался и тихо матерился.
И все было тихо-мирно, и на земле был покой… Понимаете, к чему я клоню? Ну да, к хеппи-энду. Вот только у Куроцучи Маюри был траур. Унохана-тайчо настоятельно попросила, чтобы он уничтожил образец вируса, и противоречить мягкому голосу капитана он не посмел.
Но… разве это остановит великого ученого?
- Нему, идиотка, иди сюда, мне нужно протестировать новый вариант жидкости для снятия лака!!!
Но это уже совсем другая история.
URL записивот, собсно. я что-то расписался, вместо зарисовки получился довольно большой рассказ. с прологом и эпилогом, ага. и возможно, совсем не то, чего вы хотели. но все же.
название: Грипп и немного любви
бета: самобеттинг
пейринг: Зараки/Унохана
рейтинг: детский... сам не ожидал)
жанр: юмор, флафф, романс
дисклеймер: Кубово - Кубо, печеньге аффтару
для Kuma-ko с любовью
***День начинался как вполне себе обычный сейретейский день. Ямамото-сотайчо играл в шахматы с лейтенантом и безбожно мухлевал, передвигая фигуры, когда поле закрывала борода. Ичимару Гин занимался поливкой хурмы. То есть, как занимался… Загнанный, как скаковая лошадь, Изуру таскал из колодца ведро за ведром, а капитан зачерпывал воду маленькой леечкой и любовно лил под растения. Это он называл красивым словом «идиллия», хотя Кира знал более подходящее: «эксплуатация». В шестом отряде не разговаривали друг с другом Кучики Бьякуя и Абараи Ренджи, что было великим счастьем для первого и адской мукой для второго. В восьмом, скрипя зубами, мрачная Нанао-чан похмеляла Кёраку. В девятом сидел в гостях капитан седьмого. Объяснялось это не только родством помешанных на справедливости душ, но и кулинарными экспериментами Тоусена.В двенадцатом капитан Маюри испытывал на добровольно-принудительно согнанных в лабораторию шинигами новое средство для снятия лака, которое он обещал изготовить для Женской Ассоциации. В тринадцатого, тайком от всех, делал зарядку капитан Укитаке. Капитан десятого летал во сне, лейтенант десятого и лейтенант девятого… ну, каждый из них возвращался домой огородами и в шунпо. Точно так же пробирался к себе Айзен Соуске, чтобы не дай ками, не столкнуться с Момо. Почему будущий Владыка не ночевал дома? Ну, у коварного человека всегда найдется дельце-другое, которое надо обделать без свидетелей. Сходить к окулисту, например, и наконец-то обзавестись линзами.
И все было тихо-мирно, и на земле был покой… Понимаете, к чему я клоню? Именно.
А в одиннадцатом отряде у Зараки Кенпачи был насморк.
О ками, ну что такое насморк? Привязчивая такая болячка, «апчхи» на весь дом, носовые платки, заложенные уши и прозаические сопли… (Айзен-сама, успокойтесь, сегодня история не про вас, и вашу «соплю» мы трогать не будем). Ничего серьезного, верно? Но только если это не относится к смеющейся машине для убийства с колокольчиками где повезет.
Одиннадцатый отряд рыл окопы. Одиннадцатый отряд запасался бинтами. Одиннадцатый отряд подумывал о групповом переходе во второй. Все равно хуже уже не будет.
Одно хорошо… Приближающегося Кенпачи сначала слышно, потом видно (теперь второго, как правило, не дожидались). А чихающего Кенпачи слышно гораздо лучше.
Поэтому в одиннадцатом наступило небывалое запустение. Только Зараки бродил из угла в угол в поисках бойцов и оглашал территорию раскатистым «пчхууу».
Вернувшаяся с заседания Женской Ассоциации Ячиру обнаружила «Кенпачика» слегшим. Вокруг валялись скомканные носовые платки. От растаявшей, но честно сбереженной конфетки он отказался, отвернулся к стене и уткнулся в сгиб локтя. Девочка перегнулась через него, приложила ко лбу ладошку. Ойкнула и, не поверив себе, прижалась губами.
- Кен-чан, да у тебя температура!
- Едунда, пдойдет, - пробурчал великан, разворачиваясь к ней всем телом, - Только не говоди никому.
Минуту или две Ячиру сидела около него на корточках, гладя растрепавшиеся жесткие волосы. Потом решительно выпрямилась.
- Ну уж нет, Кенпачик! Я позову врача.
- Не вздумай!!! – Зараки вскочил, чуть не стукнувшись головой о навесной светильник. Но тут же у него закружилась голова, и Самый Сильный Шинигами был вынужден лечь обратно.
А Ячиру уже в припрыжку вылетела из дома.
Девочке ничего не стоила оттащить друга на себе, но она как-то слышала, что в мире живых врач приходит к больному, а не наоборот. Поэтому она, напевая, вбежала прямо в кабинет Уноханы-тайчо, не обращая внимания на стоящих в очереди больных.
- Зараки-тайчо болен? – капитан четвертого, ласково гладившая Ячиру по волосам, слегка сдвинула брови. – Что с ним?
Для того, чтобы устроить вызов врача по всем правилам, требовалось немного смекалки и безграничная фантазия. И того, и другого у Ячиру было в избытке.
- Нууу… у него жуткая-прижуткая температура, он весь… он весь в пятнах, в ужасных зеленых пятнах…и он… эээ… при смерти!
- А глаза? – спросила Унохана, пряча улыбку.
- Красные, как у Драного Лис… как у Ичимару-тайчо.
- Все ясно… - Рецу взяла свой чемоданчик. – У него волчанка.
Сериал про Доктора Хауса в Сейретее кроме Уноханы смотрел только Маюри, поэтому, улыбнувшись, она продолжила:
- Пойдем, я его осмотрю.
За то время, пока несносная девчонка ходила за врачом, Зараки, пересилив себя, поднялся с постели и кое-как вымыл голову. Капитан четвертого отряда всегда казалась ему такой… хрупкой, спокойной, красивой, он не мог позволить, чтобы она видела, во что он превратился. Его то и дело шатало, но он ухитрился еще и прибрать комнату, распихал по углам грязные платки, нашел в своих нехитрых вещах новую юката. Только потом, вспомнив, что забыл высушить волосы, стянул с головы полотенце и с рычанием начал промокать длинные пряди. Тут за тонкими стенами послышались шаги, и Кенпачи поспешно спрятал полотенце под футон.
- Кеееен-чааааан!!! – Конечно же, первой в комнату влетела Ячиру. – Я врача нашла!
Унохана вошла следом. Губы ее сжались в тонкую нить, когда она увидела, что девочка не так уж сильно преувеличила. Выглядел Зараки действительно плохо: лицо осунулось, и на лбу блестели бисеринки пота. Его лихорадило.
- Погуляй пока во дворе, Ячиру-тян.
Рецу села на корточки, раскрыла чемоданчик. Зараки, не отрываясь, смотрел на ее руки, и почему-то упорно избегал взгляда в глаза. Она вложила ему в рот градусник, и этот большой человек покорно подчинился ее уверенным, заботливым движениям. Сел, когда она попросила, вздрогнул от прикосновения к покрытой шрамами груди холодного стетоскопа.
- Дышите… Теперь не дышите…
Потом она забрала градусник, красивые брови сошлись к переносице.
- У вас высокая температура… Давайте, я посмотрю миндалины.
Эта процедура была немного неприятна, но зато лицо Уноханы было совсем-совсем рядом. И прикосновения этих прохладных рук… Кенпачи закрыл глаза. Он даже про пульсирующую головную боль позабыл, и про заложенный нос. Правда тот вскоре напомнил о себе настоятельным требованием высморкаться. Гррр, проклятый насморк!
- Давно это началось?
Она смотрела как-то странно, отстраненно и совсем не так тепло, как минуту назад. Словно силилась что-то понять, проанализировать. К Зараки вернулось самообладание. «Вот сопляк, - обругал он себя мысленно, - Разнюнился тут!»
- Вчера, а что?
- Вчера… - Ох, кажется, эти глаза и правда умели метать молнии. – Зараки-тайчо, у вас грипп. Не совсем обычный грипп, судя по симптомам. Сейчас я вам выпишу антибиотики и витамины. Принимайте все во время, пожалуйста.
Она внезапно сжала его руку своими маленькими мягкими ладонями.
- И… держитесь. А мне нужно проведать еще… кое-кого.
Рецу стремительна вышла – Кенпачи даже не думал, что она умеет двигаться так порывисто и грозно.
- В одиннадцатом отряде объявляется строжайший карантин! – услышал он её властный голос за дверью. А потом у него перед лицом поплыл черный горячий туман, и он провалился в забытье.
Среди десяти заповедей шинигами (помимо «Почитай генерала-отца своего, мать твою» и «Возлюби капитана своего, но, желательно, платонически, ибо рейтинг») была одна, известная всему Сейретею: «Не зли капитана Унохану».
Даже Маюри-тайчо, не отличавшегося особой впечатлительностью, слегка затрясло, когда она в сопровождении Нему шагнула в его кабинет.
- Так ты закончил свою разработку? – тихо (но от этого не менее грозно) спросила она.
- Какую разработку, о чем ты? – нервно сглотнул ученый.
- Ту, о которой ты мне говорил. Мутагенный вирус гриппа.
За её спиной сдавлено ойкнула Куроцучи-младшая.
- Хорошо-хорошо. Да, я закончил исследования. Да, они завершились полным успехом. И – да, дорогая, у меня теперь есть оружие не только против квинси, но и против шинигами. Всегда полезно иметь козырь в рукаве, ты не находишь?
- А ты забыл, о чем я тебя предупреждала? Никаких полевых испытаний! Только лабораторные! Никаких утечек! Маюри, я разочарована. Это аморально и недостойно профессионала.
- Какие испытания?! – внезапно заверещал капитан, - Я его вообще еще не испытывал, только на Нему!!!
- Нему?
И тут оба перевели взгляды на вжавшуюся в стену девушку.
- Ты? – Унохана выглядела как тигрица. Как мать, у которой отнимают детеныша. Она надвигалась на Нему, будто готова была выцарапать ей глаза.
- Нему, идиотка! – Куроцучи-старший отвесил девушке звонкую пощечину, - Говори, что ты натворила?!!
- Я… я отдала препарат Ячиру-тян.
- ЧТО?!! – тут не выдержали оба капитана: у Маюри глаза полезли из орбит, Унохана побледнела и приоткрыла рот, будто задыхалась.
- Ячиру-тян попросила меня придумать что-нибудь… что-нибудь, чтобы Кенпачи-сан немного приболел. Она сказала, что Кенпачи-сану нужно отдохнуть. А еще… - она робко улыбнулась, - чтобы у них с Уноханой-сан получилось побыть наедине. А то он сам никогда…
Женщина внезапно закрыла глаза рукой.
- Дура, - прошептала она, и было не понятно, о Нему она, или о себе. Потом стремительно обернулась к Маюри:
- Противоядие, срочно!
Он плыл по черной реке, и вода была сальная, как чернила, горячая, как кипяток. Она захлестывала его с головой, но сил еще хватало, чтобы раз за разом выныривать с глубины и смеяться, смеяться: врешь, не возьмешь! Но силы не бесконечны. Даже его силы. И он чувствовал, что скоро не сможет больше глотнуть воздуха, и чернильная тьма потащит его вниз.
Она пришла, в белом, как смерть, с черными, вымокшими от дождя, косами и мокрыми ресницами. Села на пол и положила его голову себе на колени. Провела по волосам теплой ладошкой и попросила: «Потерпи».
Он помнил, как властные пальцы закатывали рукав, как на руке затягивали жгут, и как сверкающе больно кольнуло в вену…
- Ничего, - говорила она, - теперь все будет хорошо. Ты сильный. Держись.
И он держался. Разбрасывал мягкие, как войлок, черные глыбы бреда.
- Я не хочу тебя потерять, - говорила она. – Ты мне нужен.
Если бы это был не сон, как он был бы счастлив! Но одно Зараки Кенпачи знал совершенно точно: эта женщина, эта маленькая сильная женщина тоже нужна ему.
Очень нужна.
Одиннадцатый отряд неделю бездельничал в карантине, и вконец озверевший от скуки Юмичика по шесть раз на дню перекрашивал ногти, а Иккаку взялся за отыскавшиеся в архиве тридцатитомные «Воспоминания и размышления Ямамото Гюнрюсая Шикегуни» и по вечерам цитировал сотоварищам особо занимательные моменты. Ячиру дулась на всех и вся, поэтому вырытые во время болезни Зараки окопы оказались не лишними.
Девочка ревновала. Слишком часто её теперь просили погулять.
Унохану Рецу под тем или иным предлогом теперь часто пропадала в казармах одиннадцатого. А еще – небывалое дело! – пару раз шинигами видели, как их бешеный капитан нес на руках смеющуюся женщину, и лицо… ками-сама, какое у него было лицо!
Юмичика, наблюдавший из окопа за этой сценой, вытирал слезы рукавом и порывался поцеловать третьего офицера. Иккаку шарахался и тихо матерился.
И все было тихо-мирно, и на земле был покой… Понимаете, к чему я клоню? Ну да, к хеппи-энду. Вот только у Куроцучи Маюри был траур. Унохана-тайчо настоятельно попросила, чтобы он уничтожил образец вируса, и противоречить мягкому голосу капитана он не посмел.
Но… разве это остановит великого ученого?
- Нему, идиотка, иди сюда, мне нужно протестировать новый вариант жидкости для снятия лака!!!
Но это уже совсем другая история.
@темы: Бесконечная история, Приятное, приятное, приятное, Сказки бытовые и волшебные, ПЧ, Творчество, Bleach